СИЗО-1 Чита
Угрозы, госпитализация и сокамерник Моня. Как в читинском СИЗО избитого до разрыва селезенки заключенного пытались заставить отказаться от своих показаний
13 февраля 2018
Дима Швец
Александр Кондратюк
РИА Новости
В Ингодинском районном суде Читы идет процесс по делу об избиении в СИЗО-1 двоих заключенных, одному из которых из-за травм врачи позже удалили селезенку. «Медиазона» рассказывает, как сотрудники ФСИН пытались заставить потерпевших отказаться от своих показаний.
В канун нового, 2017 года жительнице села Боржигантай Могойтуйского района Забайкалья Светлане Катриной позвонили с неизвестного номера. Незнакомый мужской голос сказал, что ее 22-летнего сына Дениса, который уже несколько лет отбывает наказание в читинском СИЗО-1, избили сотрудники учреждения — так сильно, что врачам пришлось удалить молодому человеку селезенку.
По словам звонившего, избили Дениса за то, что он вступился за другого заключенного. Шокированная этой новостью, Светлана не успела спросить о подробностях; собеседник почти сразу повесил трубку. Дождавшись окончания новогодних праздников, женщина за 300 километров поехала в больницу ФСИН на окраине Читы. К сыну ее не пустили. Катрина вернулась домой и написала письмо в прокуратуру.
В больнице у Дениса диагностировали закрытую травму живота, разрыв селезенки, кровоизлияние в брюшную полость и острую кровопотерю, на левом ухе была гематома, на груди — ссадина. 30 декабря его госпитализировали и прооперировали, а 16 января 2017 года — выписали и вернули в СИЗО. При выписке врачи порекомендовали в течение двух месяцев не привлекать осужденного к работе, «связанной с повышением внутрибрюшного давления».
Через неделю он письменно попросил прокурора по надзору за соблюдением закона в исправительных учреждениях привлечь инспекторов СИЗО к ответственности за избиение. Прокуратура назначила проверку; поначалу ей занялась полиция, но материалы подшили к номенклатурному делу. Согласно приказу МВД, так поступают с сообщениями, не содержащими информации о преступлении: на момент начала проверки Катрин уже отказался от своих слов об избиении и стал утверждать, что просто очень неудачно упал с лестницы.
Денис Катрин родился в Борижиганатае в 1993 году; он — старший из трех детей в семье. Когда мальчику было шесть лет, его отец покончил с собой. В 13 лет Денис из-за кражи встал на учет в детской комнате милиции, в 15 он впервые стал фигурантом уголовного дела — тоже из-за кражи, но дело было прекращено в связи с примирением сторон. В 2010 году, в 17 лет — первый приговор, 120 часов обязательных работ; через год — первый условный срок за кражу и угрозу убийством. В марте 2014 года — второй условный срок, четыре года за кражу и грабеж. Через три недели после приговора — еще одна кража и арест; общий срок лишения свободы — четыре года и 10 месяцев.
Молодой человек остался отбывать наказание в отряде хозяйственного обеспечения СИЗО-1, ему дали должность слесаря-сварщика. В показаниях нескольких фигурантов уголовного дела утверждается, что Денис принадлежит к касте «обиженных», но адвокат правозащитной организации «Зона права» Роман Сукачев, представляющий интересы Катрина, говорит, что это не так: в действительности Денис относится к другой категории заключенных с низким статусом — тех, кто занимается уборкой.
Заключенные, которые согласились остаться отбывать наказание в хозяйственном отряде СИЗО, не пользуются авторитетом ни у других арестантов, ни у тюремной администрации, объясняет «Медиазоне» автор проекта «Женщина. Тюрьма. Общество», бывший член Общественной наблюдательной комиссии Петербурга Леонид Агафонов.
Соглашаясь на сотрудничество с администрацией, человек теряет уважение заключенных. При этом оперативники СИЗО стараются подбирать в хозотряды людей, которые кажутся им зависимыми и безвольными — это нужно, чтобы манипулировать арестантами и заставлять их докладывать обо всем, что происходит в изоляторе.
«Они типа "обиженных" для сотрудников. И когда этот "обиженный" начинает что-то пыхтеть, это, естественно, вызывает реакцию у сотрудников» , — говорит Агафонов.
Преимуществ перед этапированием в колонию у отбытия наказания в СИЗО немного, но они есть: во-первых, это гарантированная работа в отапливаемом помещении, во-вторых— администрация изолятора зачастую обещает членам хозотряда содействие в условно-досрочным освобождении.
«Но на практике судам по барабану, что там администрация обещает, и может возникнуть конфликтная ситуация, когда человеку отказывают в освобождении, и он начинает нарушать режим, чтобы его отправили в колонию, где условия содержания получше», — рассказывает Агафонов.
Уголовное дело по пунктам «а», «б» и «в» части 3 статьи 286 УК (превышение должностных полномочий с применением насилия и спецсредств, повлекшее тяжкие последствия) было возбуждено в марте, после того как медицинская экспертиза признала тяжким вред, нанесенный здоровью осужденного. Сукачев предполагает, что только из-за удаления селезенки дело дошло до суда; адвокат обращает внимание на место Дениса в неформальной иерархии заключенных — насилие в отношении низших тюремных каст почти всегда остается безнаказанным.
За восемь месяцев расследования показания Катрина и второго потерпевшего, 19-летнего Павла Буховского, несколько раз менялись в деталях. Следствие так и не установило дату избиения: разные фигуранты дела говорят о 27, 28 или 29 января. Свидетели из числа заключенных и сотрудников изолятора в показаниях отмечали, что в СИЗО все дни похожи один на другой, и запомнить их сложно.
По версии следствия, вечером одного из этих дней осужденных из хозотряда Катрина и Буховского вызвали на уборку в сборный пункт — помещение, где заключенных держат перед этапированием в другие учреждения. Буховский принялся подметать пол в коридоре, Катрин пошел в санитарный пропуск на цокольном этаже собирать мусор. Затем он вернулся к товарищу, они вместе помыли пол и попросили младших инспекторов смены №4 Владимира Чепайкина и Алексея Кондратьева, которые сидели в кабинете, сопроводить их обратно в отряд. Кондратьев пошутил, что проводит их, если молодые люди станцуют.
Катрин и Буховский на шутку никак не отреагировали и стали молча ждать инспектора. Вскоре к ним поднялась комендант санитарного пропуска, недовольная качеством уборки. Павел и Денис стали оправдываться: сказали, что с утра ничего не ели, что скоро им надо возвращаться в отряд, и пообещали закончить работу на следующий день. Комендант вернулась к себе — позвонить в дежурную часть и пожаловаться на молодых людей. Трубку в дежурной части поднял младший инспектор той же смены №4 Булат Содномов; он пообещал разобраться с проблемой.
Инспектор пришел в сборный пункт, началась перепалка, Содномов ударил Буховского, заключенный упал. Катрин стал кричать, что обратится в прокуратуру. На его крики из кабинета в коридор вышел Кондратьев, он переспросил, куда именно собрался жаловаться заключенный. Денис еще раз упомянул прокуратуру, инспектор схватил его за одежду и поволок в кабинет, где ударил резиновой палкой в живот. От боли заключенный упал на пол, тогда Кондратьев еще как минимум шесть раз ударил его руками и ногами по голове и корпусу. В первых показаниях Катрина утверждалось, что его бил и инспектор Чепайкин, но со временем молодой человек от этого утверждения отказался. В какой-то момент Денису удалось встать и выбежать в коридор, к выходу из сборного пункта. Вскоре к нему подошел Буховский, а примерно через полчаса — Кондратьев, который довел заключенных до дежурной части для проверки.
После избиения Денис оставил Павлу записку, по которой приятели решили сверять показания, чтобы не противоречить друг другу. Вскоре избитый Катрин начал чувствовать сильную боль в брюшной полости, и другие арестанты вызвали фельдшера. Медик вколола ему обезболивающее кетарол и посоветовала обратиться за помощью, если будет хуже. К утру 30 декабря боль стала невыносимой, Дениса отправили в больницу ФСИН, где его и прооперировали. По утверждению заключенного, еще до госпитализации один из оперативников СИЗО спрашивал, не хочет ли он отказаться от своих слов об избиении.
По возвращении из больницы эти уговоры возобновились; в итоге оба избитых согласились изменить показания: Катрин в январе, когда заявил, что упал с лестницы, а Буховский — в марте, после того, как у него нашли ту самую записку от приятеля. К исходной версии событий оба они вернутся позже.
16 марта следователь допросил в качестве подозреваемого инспектора Кондратьева, а на следующий день Катрина неожиданно перевели в медсанчасть, расположенную на территории изолятора. В камеру к нему подсадили заключенного, который представился Моней из забайкальской ИК-2 и стал убеждать Дениса отказаться от показаний. Через два часа «Моню» увели, и вместо него в камеру пришел оперативник СИЗО — поинтересоваться, не надумал ли Катрин изменить свою версию событий. Молодой человек ответил, что нет.
Впоследствии при расследовании уголовного дела выяснилось, каким именно образом Дениса перевели в медчасть. 17 марта — на следующий день после допроса инспектора Кондратьева — начальник оперативного отдела СИЗО попросил начальника медчасти на время поместить Катрина в свободную камеру. Со слов врача, ничего необычного в этом не было — оперативники и раньше обращались к нему с подобными просьбами. Чтобы обосновать госпитализацию заключенного, начальник попросил терапевта подать соответствующий рапорт о болезни Дениса; терапевт не стала спорить. По утверждению начальника оперативного отдела, перевести Катрина в больницу потребовали в региональном управлении ФСИН, объяснив, что из-за возбуждения уголовного дела молодому человеку грозит опасность.
20 марта между потерпевшими состоялась очная ставка, в ходе которой молодые люди подтвердили свои первоначальные показания об избиении сотрудниками СИЗО. Первые несколько месяцев расследование дела не слишком продвигалось: Кондратьев отрицает вину и говорит, что если он и заходил в конце января на сборный пункт, то никого сам не бил и очевидцем избиения не был. Инспектор предположил, что заключенные решили оговорить его, потому что смена №4 чаще других изымает у них запрещенные предметы.
Служебная проверка, которую СК поручил провести ФСИН, ощутимых результатов также не принесла: никто из сотрудников изолятора ничего не рассказал об избиении, а декабрьские видеозаписи с камер наблюдения к марту уже удалили. В отчетной документации СИЗО, как признали в СК, содержались недостоверные данные, а мартовскую госпитализацию Катрина следователь посчитал давлением на потерпевшего — по этим поводам во ФСИН направлено представление об устранении нарушений. Между тем 20 июля второй подозреваемый, Содномов, написал явку с повинной. Он признал, что один раз ударил Буховского и видел, как его сослуживец Кандратьев схватил за одежду и заволок в кабинет Катрина. Самого избиения Дениса Содномов якобы не видел — отвлекся на разговор с проходившим по коридору начальником — но слышал звуки ударов и стоны. Его обвинили только по пункту «а» части 3 статьи 286 УК (превышение должностных полномочий с применением насилия).
С признанием одного из обвиняемых к октябрю СК завершил расследование дела, в декабре прокуратура передала его в Ингодинский районный суд Читы, где в том же месяце начался судебный процесс. Обоих обвиняемых оставили под подпиской о невыезде. Свидетели-заключенные из хозотряда, рассказывает Сукачев, говорят, что сотрудники смены №4 стали чаще писать на них рапорты; из-за взысканий им стало труднее подавать на условно-досрочное освобождение. По этой причине отказали в УДО и Катрину; соответствующее решение районного суда уже подтвердил краевой, и теперь защита собирается добиваться освобождения Дениса по состоянию здоровья. Сукачев говорит, в СИЗО его доверитель не получает лекарств; после операции ему лишь назначили диету. Светлана Катрина за все это время так ни разу и не увидела сына. Мать говорит, что по телефону Денис не жалуется на здоровье, но по голосу ей кажется, что чувствует он себя плохо.
