Исправительная колония строгого режима ИК-47 расположена на окраине г. Каменск-Уральский. Содержиться 2100 осужденных, из них 170 ВИЧ-инфицированых. Трудоустроено около 400 человек. В колонии имеется ПТУ, собственная пекарня, спортзал, библиотека, церковь, мечеть, зимний сад, теплица, птичник и крольчатник. Настоящая достопримечательность ИК-47 - ручная косуля проживающая в исправительном учреждении. В жилой зоне колонии установлена "будка гласности", где любой осужденный может обратиться к администрации по средствам видеозаписи.
Для родствеников осужденных в ИК-47 периодически проводятся дни открытых дверей.
В зоне расположен пункт ПФРСИ (филиал СИЗО) в котором содержатся следственно-арестованные.
Руководство ГКУ ИК-47 г. Каменск-Уральский:
начальник учреждения подполковник внутренней службы Андрей Карасев
заместитель начальника колонии по кадрам и воспитательной работе подполковник внутренней службы Константин Пустовалов
• ФГУ ИК-47
Исправительная колония строгого режима + ПФРСИ
623402, Свердловская область, г. Каменск-Уральский,
ул. Заозерная, 2,
тел. деж. (3439)32- 47-34
удаленность 110 км.
Начальник колонии подполковник Карасев Андрей Леонидович .
Прием граждан руководством организован ежедневно с 8.00-18.00. В понедельник прием проводит начальник колонии, остальные дни его заместители.
Запись на прием осуществляется по телефону: 33-02-09 – ежедневно с 8.00-17.00
Неофициально
Андрей Карасев, начальник исправительной колонии № 47 с 2009 года. Ранее работал в УФСИН по Владимирской области. 35 лет, женат, воспитывает сына.
— Андрей Леонидович, сколько человек отбывают наказание в ИК-47? За какие преступления?
— У нас колония строгого режима для неоднократно судимых лиц с лимитом наполнения 1884 человека. Сейчас тут содержится более 2 тысяч человек. У кого 2-3 судимости, а кого-то и 20-30. У одного вот 37...
Кражи, грабежи, незаконный оборот наркотиков — вот основные преступления, за которые к нам попадают. Есть и убийцы, и насильники. У некоторых нынешних сидельцев срок наказания заканчивается в 2027-2029 годах.
В ИК-47 имеются помещения, функционирующие в режиме СИЗО (там содержатся лица до вынесения приговора суда — всего 107 мест). Есть участок колонии-поселения — на 15 человек.
— Вы трудитесь в системе исполнения наказаний более 17 лет. Что изменилось за это время?
— Если раньше наша система была достаточно закрытой, то сегодня мы широко информируем общество о своей работе, приглашаем прессу. И отношение к осужденным изменилось — стало более гуманным. В осужденного мы должны видеть прежде всего не преступника, а человека. Соблюдать его права, помогать, готовить к нормальной жизни по выходу из колонии.
— Наверное, это очень непросто — видеть в убийце и грабителе человека...
— Работа у нас такая. Если человеку твердить, что он преступник, то он им будет. Если относиться по-человечески, то для кого-то это шанс к исправлению. Конечно, рецидивность у нас высокая, но есть люди, которые не повторяют ошибок. Устраиваются на работу, кто-то открывает свое дело. Мы радуемся за каждого такого экс-осужденного.
— В нашу газету в рубрику «Тет-а-тет» часто приходят письма из вашей колонии. Скажем, своей хорошей знакомой Вы бы не посоветовали связываться с осужденным?
— Однозначно «против» я бы не сказал. Как говорится, нет нехороших мест — есть нехорошие люди. В колонии близ Владимира, где я раньше работал, осужденный лет 50-ти, обычный мужик с неброской внешностью, познакомился по переписке с женщиной. Все изумились: таких машин, на которой дама приехала на свидание, мы еще не видели! Оказалось, она владелица столичной ресторанной сети. Освободился наш мужичок — стали они жить вместе, вроде бы душа в душу. Каждый месяц в ИК-47 регистрируют браки — для осужденного это сильный стимул к условно-досрочному освобождению, началу нормальной жизни.
— А случается, что, отбыв наказание, сидельцы не хотят покидать колонию?
— Бывает. Как-то освобождали одного старика, а он в решетки вцепился: не пойду! Хоть и родственники у него были. Мы его втроем силой выводили на свободу, права не имели оставить. Хоть он и умолял: мол, хоть помру тут по-человечески. И его можно понять: если осужденный умирает, поверх земли-то все равно никого не кладут. Все как подобает: и оденут, и крест сделают.
— И где находят умершие заключенные последний приют?
— В основном тело родственники забирают, а если никто не приезжает, то хороним своими силами в Кремлевке.
— Что-то изменилось в колонии с появлением церкви?
— Некоторые осужденные стали спокойнее, уравновешеннее. Всего регулярно посещают храм около 100 человек. Сейчас решен вопрос о строительстве мечети.
— Уровень жизни осужденных, пожалуй, выше, чем у такого контингента на воле?
— Вполне возможно. Тут и пекарня своя, каждый день свежий хлеб. Полноценное питание: яйца, творог, масло, молоко, мясо, рыба. По приказу ГУФСИН мы теперь кормим только натуральными продуктами, никаких концентратов. Вот селедку к нам привозили, так в магазине я такого качества никогда не видел!
Есть баня, душ, прачечная, все удобства. Парикмахерская, библиотека, футбольный стадион, волейбольный зал. Есть возможности для занятий художественной самодеятельностью, изобразительным творчеством. Кинозал у нас современный, в каждом отряде телевизор. Спутниковые антенны ловят 70-80 каналов. Если, например, футбольный матч транслируется после отбоя, мы записываем его на диск, копируем и наутро раздаем по отрядам.
— А это справедливо, что преступникам так вольготно живется?
— Не вольготно, а в нормальных человеческих условиях. Это справедливо.
— Во сколько обходится содержание одного осужденного?
— В год государство тратит на колонию примерно 160 миллионов рублей — делим на 2000 осужденных и на 12 месяцев. Итого 6670 рублей в месяц. Плюс к этому средства, которые колония зарабатывает сама.
— У вас есть швейный цех...
— Шьем женские тренировочные брюки, детские комбинезинчики, новое форменное обмундирование для армии, подушки из холофайбера. В последнем конкурсе «Красиво шить не запретишь» рабочий костюм, пошитый в ИК-47, был удостоен 1-го место в области и отправлен в Москву.
Также у нас на промзоне есть металлообработка, деревообработка, пеноблочное и шлакоблочное производство, автосервис. А еще подсобное хозяйство: более 50 голов крупного рогатого скота, свиньи, овцы, куры, утки, гуси, кролики. 90 га сенокосной земли. Круглый год выращиваем овощи в теплицах, нынче все пустые земли внутри колонии раскопали — только на них собрали 16 тонн картошки.
Трудоустроены у нас практически все, кроме тех, кто не может по состоянию здоровья.
— Какова заболеваемость туберкулезом? Сколько ВИЧ-инфицированных?
— Туббольных порядка 100 человек, сейчас идет снижение заболеваемости. Вич-инфицированных более 300: они получают ту же ретровирусную терапию по тем же программам, что и люди на воле. Вообще у нас отличная поликлиника, вместе с совместителями 30 медиков.
— Осужденные могут пользоваться сотовыми телефонами?
— Нет. Но в каждом отряде стоит таксофон — им можно пользоваться без ограничений. Телефонные карты осужденные приобретают за свой счет.
— В прошлом году в СМИ была информация: отбывающий наказание в ИК-47 таджик по сотовому телефону руководил целой наркоторговой бандой.
— Зачастую некоторые СМИ, что называется, бьют по пяткам. Нигде не прозвучало, что ведь это наши сотрудники вместе с оперативными службами выявили данное преступление. Проводилась большая операция, все было подконтрольно. Подробнее рассказать не могу, так как информация большей частью секретная. В последний раз, когда тележурналист Шеремет назвал ИК-47 самой наркоманской колонией, я сразу послал туда письмо: при таком раскладе будем разбираться в суде. Ответа не получил.
— Вы можете поручиться, что сотрудники колонии не задействованы в передаче наркотиков?
— Сейчас такого нет! А вот попытки передачи героина родственниками, знакомыми осужденных фиксируются еженедельно. За 10 месяцев этого года в колонию пытались доставить около 2 кг героина. В одном из случаев с наркотиками задержали сотрудницу службы судебных приставов одного из городов нашей области.
Времена изменились: еще несколько лет назад с территории ближайших коллективных садов достаточно метко на территорию колонии приземлялись пакеты с наркотиками, выпущенные из 3-метрового арбалета. Сейчас он хранится в нашем музее.
— Андрей Леонидович, в вашей колонии появился институт?
— Филиал Свердловского филиала Российского института туризма и сервиса действует у нас уже второй год. Преподаватели приезжают из Екатеринбурга. Срок обучения — 5 лет 10 месяцев, стоимость — 30 тысяч рублей в год. Сегодня в ИК порядка 50 студентов, их будущие специальности — аниматор, менеджер, туроператор.
Кстати, по заявлению осужденного нашей категории, отбывающего наказание в другой колонии области и желающего обучаться в данном институте, управление ФСИН переводит его к нам. Ведь из 40 колоний области вузы есть только в 4-х.
— Так у вас будет ИК — интеллектуальная колония!
— Возможно. Но пока есть и неграмотные осужденные, у которых в паспорте крестик вместо подписи. Для них у нас есть 12-летняя вечерняя школа — обучение ведется с 5-го класса. Всего тут 400 школьников. Столько же обучается в ПТУ. Кстати, мы выдаем обычные аттестаты и дипломы — без всяких пометок, что образование получено в колонии.
Сейчас открываем компьютерные курсы. Есть задумка учить осужденных на права, хотя бы давать курс теории.
— Самые запомнившиеся осужденные?
— В колонии во Владимирской области, где я работал, отбывали наказание и министр машиностроения, и заместитель губернатора. А в ИК-47 несколько лет назад находился мэр одного из городов Свердловской области.
А больше всего запомнилась такая вот реальная страшилка 10-летней давности. Осужденный средних лет задумал убить другого сидельца. Потом уже признался, что рассматривал разные варианты, куда деть тело: и чертежи строил для воздушного шара, чтобы тело унесло ветром, и закопать планировал. В итоге убил и растворил в кислотной ванне: случайно вошедшие с обходом инспектора заподозрили неладное. Только две берцовые кости не успели раствориться.
— А причина такой жестокости?
— Суд признал его вменяемым. Но кто скажет точно, что творилось в его голове? Когда его посадили в тюрьму, он не давал жизни никому из сокамерников: кому-то нос ночью откусил, другому — ухо. Потом каким-то чудом один осужденный с ним ужился. Скорее всего, он до сих пор отбывает наказание. Конечно, это из ряда вон выходящий случай.
— Не каждый сможет работать в колонии. У вас штат укомплектован?
— Процентов на 95. Отбор очень жесткий: пройти психологическое и медицинское тестирование, чтобы попасть в милицию, намного проще, чем в систему исполнения наказаний. У нас помимо прочего нужно пройти проверку на «Полиграфе». Но самое главное испытание — трудовые будни. Не всякий выдерживает: были случаи, когда отработав всего день, сотрудник писал рапорт об увольнении: мол, это не для меня.
— А Вы любите свою работу? Как ее выбрали?
— Люблю ли? Наверное, просто привык. Чувствую себя на своем месте, стараюсь работать на совесть. А пришел работать в колонию после армии в начале 90-х: тогда выбора в плане трудоустройства не было.
— Что вы думаете по поводу проводимой политики гуманизации наказания, введения по многим статьям ограничения свободы?
— Человек боится колонии, пока он там не побывал. Когда уже попал туда, понял, что ничего страшного там нет — исчезает и определенный сдерживающий от преступного поведения фактор. Я считаю, что только в крайних случаях «первоходов» нужно осуждать к реальному лишению свободы. Ведь есть штрафы, исправработы и прочие виды принуждения. Пусть вон бордюры белят на проспекте Победы, тротуары метут...
— Нужна ли смертная казнь?
— Думаю, да. Разве справедливо, что маньяка, убивавшего детей и женщин, мы должны пожизненно содержать на свои налоги? А чтобы избежать судебных ошибок (на что ссылаются многие противники смертной казни), можно ввести отсрочку исполнения приговора на 5 или 10 лет.
— Что ждет ИК-47 в будущем?
— Согласно концепции развития государства до 2020 года, у нас, как и в странах Евросоюза, будет два вида исправительных учреждений: колонии-поселения и тюрьмы. Вообще я о мировых тюрьмах могу курс лекций прочитать, это отдельная тема. Но, при всех западных плюсах, считаю, что важно сохранить и российские наработки воспитательного плана.
— Как обществу победить преступность? Или хотя бы свести к минимуму?
— Главные силы надо бросить на воспитание школьников. Больше открывать бесплатных секций, просто тащить туда детей. Соревнования проводить, вкладывать в это деньги. Будет ребенок занят — некогда станет заниматься ерундой. «Плохие» мысли появляются от безделья. Кстати, во Владимире, откуда я приехал, в каждом квартале есть большой доступный для ребят стадион. В Каменске с этим сложнее.
